28 февраля, спустя 18 дней после того, как ему исполнилось 75 лет, умер Адам Соломонович Стратиевский - музыковед, педагог, композитор, яркая личность, необыкновенный эрудит, человек великой души и редкого благородства. От него словно исходило сияние - когда он рассказывал о музыке, он, казалось, светился. Его ответы на наши вопросы были точными и полными, как будто заранее сформулированными. Он, альтист, а не пианист по первоначальной специальности, играл нам симфонии и оперы наизусть, причем так, что было слышно, что здесь тему проводит флейта, а тут тромбон.
Какие слова ни выбрать, чтобы рассказать о нем – все они будут блеклыми. А рассказывать надо. О нем рассказывали легенды при его жизни, о нем будут рассказывать и теперь. Можно опубликовать программки концертов ленинградской филармонии, написанные им – есть такая идея, в архиве филармонии их немало. Нужно издать книгу о творчестве ленинградского композитора Юрия Фалика, которую он писал много лет и оставил неоконченной последнюю страницу. Я надеюсь, его друзья напишут воспоминания. Было бы хорошо, если бы воспоминания написали несколько его учеников. Тогда начнет складываться более или менее цельный портрет этого Человека.
Человек-солнце. В его классе всегда было гораздо теплее зимой, чем в соседних. Да, мы знали и видели, что он заклеивает окна в кабинете, где работал, чего не делал ни один другой педагог. Но все равно нам казалось, что в комнате тепло от него самого. Он пускал на свои лекции всех желающих. К нас приходили другие учителя нашего училища, его бывшие студенты, обучающиеся в консерватории, приводили своих друзей. С другой стороны, если кому-то из нас нужно было раньше уйти с урока и мы заранее обращались к нему с просьбой отпустить, он неизменно отвечал: "Надо будет - встанете и тихо выйдете". Он занимался с нами дополнительные часы. В среду по расписанию был урок только в группе "В". Он объявил, что это будет урок для всех 3 групп, и не с 16.30 до 18, а до 19.45. И мы приезжали, и сидели, и с восторгом слушали.
Поэтому, когда его выгнали с работы, нам показалось, что жизнь закончилась. Мы писали письма в его поддержку, объясняли, что происшедшее - недоразумение. Что он является для нас примером отношения к людям: чуткости, деликатности, уважения, воспитанности, широты и величия души, трудолюбия, любви к профессии... У нас, когда мы его характеризовали в письмах в различные инстанции, он получался как герой "Кодекса строителя коммунизма" - трудился добросовестно и более того, заботился "о сохранении и умножении общественного достояния" (заклеивал окна в классе, участвовал в субботнике, помогая библиотеке), проводил в жизнь принцип "коллективизма и товарищеской взаимопомощи" - всегда горой стоял за коллег, на которых мы порой ему приходили жаловаться (в основном - что мы их не понимаем), не допускал ни одного слова в осуждение коллег... Все было правдой. Ну, кроме преданности делу коммунизма, но об этом мы не писали...
Насколько необычен был Адам Стратиевский, можно понять хотя бы по этому отрывку из книги Ю. Фалика. Хотя он приоткрывает такую крошечную страничку его жизни...
Мой друг детства Адам Стратиевский учился вместе со мной в школе Столярского по классу альта, но играл на нем, если честно, неважно, да и не занимался ни черта. Но Адам был талантлив во многих других отношениях. В импровизации, например. Бывало, говорит: «Хочешь, я тебе сыграю сонату в духе Моцарта?» И играл целую часть сонаты, легко импровизируя, со всеми стилистическими подробностями. В следующий раз — сонату «под Баха», «под Бетховена…» под кого угодно. Очень одаренный был парень. Сдружились мы с ним, когда открыли друг в друге общую страсть к сочинению музыки.
Те, кто бывал в Одессе ранней осенью, согласятся со мной, что если рай на земле возможен, то это только в Одессе и именно в эту пору.
Каждое утро мы с моим другом Адамом приходили к дверям школы Столярского, вертелись на глазах у преподавателей и одноклассников, но как только звенел звонок и вся остальная послушная братия отправлялась по классам, мы незаметно исчезали. Следующий кадр: мы с Адамом на старинном одесском кладбище. Представьте себе: золотая осень, солнечное теплое утро, тишина, приличествующая месту, почтенное окружение — на этом кладбище хоронили только уважаемых людей, отцов города, крупнейших меценатов, на чьи пожертвования строилась и украшалась Одесса, и мы среди них — двое одержимых юношей, сидящих порознь среди могил и пишущих… музыку в присутствии безмолвных свидетелей. Картина маслом.
Писали мы по преимуществу квартеты. И это оказалось настолько увлекательным делом, что на целых два месяца мы забыли обо всем на свете. Особенно, как мы считали, совершенно не нужных нам вещах, которыми нас мучили в школе. Например, о математике.
«Ноябрь уж наступил», а нас в школе нет. По-прежнему мы уходим из дома в школу, собираемся вместе со всеми у ее дверей, нас видят, но в школе нас нет. Мы — на кладбище, пишем квартеты.
Взято в: http://www.compozitor.spb.ru/territoria-razgovorov/listaem-knigi/falik_metamorfozy.php
Сейчас они снова оба на кладбище. И вот слова самого А.С.: "...что ждет человека потом и там [...] Если верить твоей музыке [Фалика], потом и там – это безбрежный покой и блаженство, подернутое какой-то легкой и смутной печалью". (http://www.classicmus.ru/Falik.html)
Да будет так! Мир душе твоей, любимый всеми нами Человек и Учитель!